– Добрая и веселая!
– Значит – добрая и веселая?
– Да. Именно так.
Большеглазый парнишка с головой фавна – неистребимо кудрявый и улыбчивый. Вернулся из Италии с твердым желанием жениться во что бы то ни стало. Хорошее желание. Правильное. А если тебе двадцать пять, и ты полон решимости сделать мир счастливее, кто посмеет тебе возразить?
– У нас будет большой дом и много детей. Я буду учить их плавать. Мы станем ходить в походы и сплавляться по рекам… Надо бы купить лодку. И жениться.
Этого паренька я знаю с детства. Мой бывший ученик. Талантливый. Заботливый. Верующий. Невесту он еще не нашел, однако знает, что ему нужна девушка добрая и веселая.
Только одно условие – не православная. Она не должна ходить в церковь. Желательно – вообще из нерелигиозной семьи.
Недоуменно вскидываю брови:
– Но ведь ты вырос в церкви. Ты любишь службы, праздники, держишь пост, ходишь на исповедь… А девушка будет из другого мира.
– Так точно. Если это будет одна из наших православных девушек, – тогда, знаете что? Я просто умру. Упаду и умру. Мне-то всего и нужно – добрая и веселая. Где вы таких у нас видели?
«Кудрявый фавн» меня озадачил. А ведь это верно! Если добрых христианок я могу вспомнить немало, то веселых среди них не так уж и много. Что значит – веселых? Жизнерадостных! Не только христианок, но и христиан, которым бы нравилось жить.
Жизнерадостный – человек, радующийся жизни, счастливый оттого, что он – жив, существует, дышит, ходит, просто – есть. Это ведь такое естественное и, пожалуй, самое нормальное из чувств. Быть живым – очень хорошо! Живому – всё хорошо!
Сразу в памяти воскресли родные образы. Мне десять лет. Мама приехала из Армении с целыми сумками подарков. Мне привезли белые кроссовки. Такие мягкие, воздушные, просто волшебные туфли. В таких не бегают, а летают. Вот они замелькали там внизу, где-то далеко, где земля и люди, а я всё бегу, над дворами и переулками, перескакивая с планеты на планету, легко убегая от дней и недель, смеясь оттого, что жив, и бегу высоко над миром, оставляя на земле белый веселый след. И всего-то счастья – весело бежать в белых туфлях. А больше ничего и не надо. Жить – хорошо!
А потом через несколько лет прочел у святого волшебника Рэя Бредбери о тех же белых туфлях, в которых летел над миром Дуглас Сполдинг, двенадцати лет, главный герой «Вина из одуванчиков», сделавший однажды самое важное открытие в своей жизни: я – жив!
Верующему человеку эта интуиция должна быть особенно близка. Ведь и Христос миссию Свою в нашем мире определил простой и мудрой фразой: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин 10:10). Разве не логично после этих слов ожидать, что ученик Христов – это человек с избытком жизнелюбия и радости, человек, которому нравится жить, влюбленный в жизнь, благодарный Богу за то, что он – жив?
– Это кто пишет такие слова? Вы что же, батенька, в церковь не ходите? Посмотрите вокруг: постные лица, испуганные глаза, виноватые взгляды – вы что сюда всех депрессивных города собрали? Это они – живые? Это они жизни радуются и призывают «Жизни подателя»? Это здесь изливается жизнь с избытком? Напуганные, закомплексованные, вечно боящиеся что-то нарушить, где-то отступить, пугающиеся даже тени улыбки, спешащие всякий раз на исповедь, как только съели пирожок, посмотрели на тортик с надеждой, страшащиеся всего нового, скрывающиеся от вопросов, от риска, без которого жизнь пресна и неинтересна.
– Постойте. Мы, православные, люди вполне приличные, есть среди нас и нормальные…
– Сами говорите…
– Я имел в виду, что и известные политики обращаются к вере, и артисты, спортсмены. Довольно известные личности – яркие, незаурядные и творческие, а кроме того – граждане и патриоты.
– Но ведь согласитесь: этих людей скорее терпят. В идеале, по мере погружения в церковную стихию они должны прийти к единственно правильному решению: уйти в монастырь, отречься от всего мирского, в том числе и от того, от чего горят глаза, что так нравится делать.
– Скажете тоже…
– Разве может православный спортсмен с безоглядным удовольствием и радостью делать то, чем он занимается? Не греховна ли его радость? Разве у православного актера со временем не наступает раздвоение личности, оттого что его профессия просто терпима в силу неких исторически обусловленных обстоятельств и миссионерской стратегии? Если у ученого или бизнесмена оживают глаза от азарта открытия или хорошо организованного дела, вы не осудите его? Не станет ли оглядываться по сторонам православный, который очень любит путешествовать, узнавать новое, осваивать необычные профессии, приручать музыкальные инструменты, снимать фильмы, строить дамбы, летать в космос? Что им там делать в космосе? Надо ведь Богу молиться, в грехах каяться, а вы призываете «сообразоваться миру», радоваться тленному и преходящему?
Есть правда в этих словах. Говорю как священник. Свидетельствую. Депрессивных людей немало среди верующих. Причин этому довольно много, и, к сожалению, не всегда они только личные. Атмосфера устоявшегося образа благочестия, стиль и канон поведения православного человека, негласно принятый в церкви, приводят к неожиданным последствиям. Люди сильно меняются. И не всегда, – честно скажем, – в лучшую сторону.
Было такое старинное выражение – «снимать узоры», то есть копировать определенную манеру поведения, способ реализации себя в творчестве, в управлении, в решении вопросов. Мальчик «снимает узоры» с отца, учителя, тренера. Девочки часто копируют матерей и успешных подруг. Приходя в церковь, мы тоже бессознательно начинаем «снимать узоры», а по-белорусски «узор» и значит «пример». Но вот вопрос: у кого мы учимся? Кто наши учителя?
Всегда с благодарностью вспоминаю тех старушек, которые были моими наставницами, когда я делал первые шаги в церкви. Я сбегал с уроков, чтобы помочь переоблачить храм перед постом, прибраться перед праздником. А они рассказывали мне о святых и старцах, доставали из замшелых сундуков останки церковных дореволюционных книг, и это было такое событие – читать эти святые книги-мученицы! Это были святые люди. Мы в большом долгу перед ними.
Порой этих старушек называют «белыми платочками», которые спасли церковь, ведь именно они, эти мужественные женщины несмотря ни на что в годы гонений продолжали ходить в церковь и своими копеечками не давали храмам обветшать и закрыться.
Однако следует признать простой и объективный факт, проистекающий из логики развития культуры: избыток женского православия создал определённый тип благочестия, вызревшего и устоявшегося до какой-то мраморной неколебимости именно в советские годы.
Вы замечали, что мужчина, начинающий ходить в церковь, как-то незаметно «обабливается»? Некоторые отпускают длинные волосы, становятся рыхлыми в теле и характере, нерешительными, вялыми, слезливо-сентиментальными. Они «снимают узоры» с тех, кто рядом, принимая тип женского, даже старушечьего благочестия за единственно верный путь воцерковления.
Уверен, что до революции существовал и мужской тип благочестия, формируется он и сейчас, в наше время, несмотря на то «исконно бабье в русской душе», о котором писал философ.
Мне кажется, что этих типов благочестия, вполне законных и религиозно оправданных, могло быть и больше. Как нас удивляет терпимое отношение дореволюционного духовенства или священников из эмиграции или из других православных стран к курению. Батюшки курили, а кое-где курят и сейчас, и я вовсе не призываю возродить этот «старинный» обычай – сам не курю и другим не советую. Просто, обратите внимание, какую трансформацию претерпело отношение к курению во времена доминирования женского православия.
Что же, этот тип православного благочестия порочен, его надо порицать, запрещать и обличать? Зачем такая категоричность? Какой тип благочестия породил в вас такие мысли? Каждому – своё. Путей реализации своего православного упования великое множество, и каждый из этих путей – личный, особый, неповторимый. Только бы мы согласовали жизнь свою со Священным Писанием и духом святоотеческого предания, и, очень важно, – не врали себе, подыскивая учителей и учения по своим прихотям, которые бы льстили слуху и оправдывали наши страсти.
Если вам подходит такой стиль женского благочестия, кто же вас в этом упрекнёт? Если это соответствует вашему темпераменту, воспитанию, если вам уютно и спокойно и – главное – хочется жить, я буду рад за вас. Но помните, пожалуйста, помните, что ваш стиль православной жизни не единственный, и не всем подходит «этот размерчик». Есть люди, которые в нём задыхаются, просто потому что они, например, совсем не молчаливые интроверты и вовсе не испытывают восторгов от чтения акафистов. У них свой путь, своя мера.
Как много я встречал православных людей, которые не любят просыпаться по утрам от вечной депрессии, от постоянной мысли «у тебя нет основания жить». Мы не радуемся жизни, а тянем «своё православие», как лямку бурлака:
«Когда бы зажило плечо,
Тянул бы лямку, как медведь,
А кабы к утру умереть, –
Так лучше было бы еще…» (Н.А. Некрасов).
Сколько народу православного регулярно впадает в беспробудное пьянство, запои и загулы – «во вся тяжкая», оттого что меру свою так и не нашли и ходят в чужой одёжке. И большое счастье, если вы однажды проснётесь и поймёте: никто, оказывается, и не требует эту лямку жизни тянуть, Господь от меня этого не хочет, и не нужно тонуть в водке или же уходить из церкви, чтобы найти искомую радость жизни, она здесь – в церкви, в жизни перед очами Божиими. Ты только успокойся, угомонись, оглянись вокруг и позволь себе быть самим собой, таким, как Господь тебя задумал – святым, добрым и веселым.
Помните историю пророка Давида? Мальчик-пастушок принёс старшим братьям обед в стан израильского войска. Со стороны поля битвы долетали неистовые крики огромного нетопыря Голиафа. Он вызывал на бой хоть кого-нибудь из этих коротышек, которые возомнили себя воинами. Который день – никого. Парнишка с узелком лепешек предложил отчаявшемуся царю выпустить его, – уж он знает, как с этими великанами справиться. А царь первым делом стал одевать мальчика в воинские доспехи, сдерживая горький смех, – такой он был забавный в этих шлемах и латах, едва ходил.
Но ведь это правильно – чтобы воин выходил на брань в доспехах, как же еще, как по-другому? Но Давид эти правила нарушил, и, может быть, именно эта решимость и сделала его Давидом. Дальше мы знаем: одно ловкое движение – полёт камня по правильной траектории – попадание в самое слабое место великана – в голову.
У каждого из нас – своя мера, свой стиль. Это вовсе не значит, что у каждого – своё православие. Не передёргивайте. Давайте слушать и читать внимательно, всеми силами стараясь понять собеседника. Те, кто своей неистовой критикой обижает старушек, и те, кто считает их стиль спасения единственно верным, часто спорят в одном градусе категоричности.
Из моих слов можно сделать неправильный вывод: будто осталось только сказать, что христианин должен быть радостным жизнелюбом, фонтанирующе общительным, безбрежно активным и предприимчивым человеком?
Это страшное слово «должен». У нас нет такой обязанности, потому что у каждого человека свой ритм и стиль жизни, уникальный и неповторимый, не предписываемый извне, а находимый самостоятельно путём проб и ошибок. Просто стиль жизни православного человека не может быть раз и навсегда унифицирован и предписан каждому без исключений.
Нельзя сказать: вот это – православная одежда, это православная музыка, кино, спорт, продукты, книги и по-другому быть не может. Это кто же определил? У кого вдруг открылся такой дар безошибочных приговоров?
Стилей жизни верующего человека может быть много. Все люди разные, и не может четырнадцатилетний мальчик смиренно сидеть рядом с мамой целый день, слушая по третьему кругу благодарственные молитвы и акафисты.
А если рядом нет человека, с которого мне можно было бы «снимать узоры» по своему размеру? Не бойтесь «снимать узоры» с «внешних» людей, даже нецерковных и атеистов – среди них немало порядочных, и – кто знает? – может быть, и святых людей.
Один из моих любимых писателей – Борис Житков – всем нам хорошо известный с детства. Это был человек с неистребимой жаждой жизни. Кем он только не был? Астрономом, химиком, пиротехником, моряком, геологом, плотником, подпольщиком-революционером, дрессировщиком, дипломатом, торговым агентом, педагогом – ему это всё страшно нравилось! А ведь это ещё не всё! Вы слышали, что он был балетмейстером и скрипачом? А в тридцать два года он написал свой первый рассказ и уже больше не останавливался.
Лидии Чуковской он говорил, что ложится спать с неуёмным желанием побыстрее проснуться, чтобы ещё больше увидеть, узнать, пережить: «Вот как если б мне в детстве целый ящик игрушек принесли и только завтра можно его раскупорить». Чем не учитель жизни? И многие ли из верующих людей могут подписаться под этими чудесными словами? А ведь это очень правильное настроение, очень верное отношение к жизни!
Песни Виктора Берковского слышали все, но не многие знают, каким он был жизнелюбом, и именно эта жажда и радость жизни привела его к музыке. Будучи уже почти сорокалетним дяденькой, он впервые взял в руки гитару. А потом пол-Москвы смеялось, когда он, кандидат наук, поступил в музыкальную школу и четыре года усердно посещал все занятия. И вот – освоил нотную грамоту, «приручил» гитару, и мы до сих пор с замиранием сердца слушаем его неповторимый голос и гениальные песни.
Православный человек может быть не только монахом и священником, регентшей или свечницей, но и политиком, спортсменом, успешным актером, которому нравится то, что он делает безо всяких укоров совести.
Среди наших святых большинство – монахи и епископы, но на самом деле, перед очами Божиими наша земля родила столько святых, что их не вместит никакой месяцеслов. Я думаю, что среди тех, кто обладает талантом неутомимого путешественника, предпринимателя, создающего новые рабочие места, ученого, влюбленного в науку, педагога, обучающего детей боксу или футболу, профессора, заражающего студентов азартом к чтению и мысли, актера, утешающего миллионы людей своей игрой, есть подлинные святые.
Потому что святой человек – это, прежде всего, человек благодарный, а самый очевидный признак благодарного сердца – это когда вам очень нравится жить.
Ведь Господь для того и создал нас, чтобы мы жили и получали от этого радость. Живым – всё хорошо! Быть – это хорошо! Жить – хорошо! И что мы можем Богу воздать за этот дар? Да Он ничего и не требует, только бы мы жили и не убивали в себе грехами и глупостью этот радостный восторг и жажду жизни.
Архимандрит Савва (Мажуко)
Источник: http://www.pravmir.ru/